Бой продолжался уже почти полтора часа, а Тангри-Хану пока не удалось расстроить боевые порядки царедарского войска. Тем не менее враг не оставил, видать, надежды выманить часть рысской кавалерии под сокрушительный удар. Снова бросились вперед, пуская тучи стрел, конные тысячи – не меньше десятка на всей протяженности фронта. Тут уже рыссы начали действовать по своей новой тактике, которую Сумук отрабатывал в Арзуане, в Будинии и на недавних тренировках своей армии.

Сильные кавалерийские отряды смело вклинились в промежутки между ордынскими тысячами, разорвав связь и отсекая пути отхода. Одновременно полки тяжелой кавалерии атаковали противника в лоб, навязав встречный бой. Сеча была короткой, но жестокой. В степи остались лежать шесть тысяч сюэней и две тысячи рыссов, средиморцев, бикестанцев.

Тем временем огромные стаи драконов набросились с воздуха на изготовившиеся к броску неприятельские тумены. Свалка в небе продолжалась не меньше часа, пока у летучих зверей не выдохлось все пламя. Когда драконы вернулись к своим кормушкам, ударное крыло Орды выглядело изрядно потрепанным.

– Долго же они будут приводить себя в порядок, – весело сказал Ползун. – Однако уже полдень миновал. Пора бы нам перекусить да подвести первые итоги.

Под навес принесли холодные блюда, кувшины прохладного кваса и кумыса, фрукты. Пока старшие командиры обмениваясь впечатлениями, утоляли разыгравшийся аппетит, начали поступать донесения. Получалось, что за первые три часа сражения рыссы потеряли всего три тысячи конников, четыреста пеших бойцов, до семидесяти драконов. Потери Орды выглядели куда тяжелей: шесть тысяч пехоты, десять тысяч конницы, сто пятьдесят – сто семьдесят тысяч летающих драконов, двадцать-тридцать ползающих, тридцать слонов, полсотни ифритов. Тарандров и вовсе оставалось не более трех десятков.

– Что думаешь, агабек? – осведомился царь, отодвигая глиняную тарелку, полную арбузных корок и абрикосовых косточек. – Как дальше будет?

– Сосредоточат против нашего правого крыла еще больше сил – половину пехоты и до трети кавалерии, а потом ударят, – уверенно сказал Сумук. – Ничего другого им уже не остается. Переносить наступление на другой фланг нет резона – там таких результатов они не добьются.

– Ну к этому мы готовы. – В голосе Ивана Кузьмича явственно звучали нотки сомнения. – Хорошо, однако, если ты не ошибаешься.

– Я, к сожалению, редко ошибаюсь, – буркнул гирканец. – В людях, бывает, ошибаюсь. А в ратном деле – почти никогда.

Они долго наблюдали за передвижениями вражеских войск – похоже было, что сюэни действительно стягивают на свое левое крыло свежие части с других участков фронта. На смену разбитым туменам по тыловой рокадной дороге тянулись с севера колонны пехоты и конницы, ползли зеленые драконы, вразвалку ковыляли ифриты. Правый фланг и центр были теперь заметно ослаблены – почти две пятых неприятельской армии сосредоточивались на узком участке для сокрушительного удара вдоль дороги, что вела прямо к переправе через реку Илан-чай.

– Алберт, двинь на дорогу своих берсерков, – приказал Сумукдиар. – Станете в затылок древлеборским полкам второй линии. И передайте воеводам, чтобы действовали, как я наставлял, без всяких самовольностей. – И он добавил, нервно кусая губы: – Теперь нам остается только ждать.

Ожидание вышло недолгим. Первыми двинулись ползучие драконы, следующей волной пошли в четыре ряда слоны, между которыми смешно подпрыгивая, топали неуклюжие ифриты. За ударными чудовищами шагала пехота – тысяч шестьдесят, а самыми последними медленно ехали густые цепи кавалерии.

Завязался бой. Рысские лучники и пращники били заколдованными метательными снарядами по драконам и слонам, летучие хищники непрерывно поливали наступающих потоками пламени. Сюэни, однако, продолжали напирать, не обращая внимания на потери, и вскоре передовые огнедышащие твари, продравшись через магический барьер, обрушили на оборону рыссов редкие струи своего огня, прорубив в пехотных порядках ощутимые бреши. Тогда, визгливо трубя, устремились в атаку слоны и тарандры – вместе их оставалось сотни полторы.

Ифриты и зеленые драконы рысской армии, предусмотрительно стянутые именно на этот участок, поставили на пути атакующих сплошную стену огня, подбавили жару и летучие, но дюжин пять слонов и тарандров все-таки сумели преодолеть рогатины и пошли топтать-кромсать пехоту. Пока рыссы занимались четвероногими, подоспели вражеские пехотинцы, и завязался рукопашный бой. Когда напор боевых зверей и пеших ордынцев смял линию передовых полков, в атаку устремилась кавалерия, прорвавшая с небольшими потерями оборонительный рубеж. Несколько минут – и сюэни вырвались на свободный от царских войск промежуток, разделявший позиции первого (тигропольская и волчьегорская пехота) и второго (полки Древлеборска и Владиграда) эшелонов. Здесь по наступающим с разных сторон ударили пламенем поставленные в засаду ифриты и драконы.

Не успели сюэни толком поджариться, как шесть конных полков: Второй Царедарский, Змиевский, Туровский, Третий Древлеборский, Тигранакертский и Славомирский– совместно с древлеборской пехотой напали спереди на ошеломленную кавалерию сюэнеи, тогда как с флангов начали наседать меченосцы и секирщики Алберта и Бравлина. На узком пространстве наездники Орды лишены были главного своего преимущества – маневренности, так что каждый латник-рысс без труда мог управиться с двумя-тремя противниками.

Оставив тысячи побитых, тумены хлынули назад, топча свою же пехоту, и тут на них набросились двадцать тысяч всадников Сахадура-Мурзы. Сарматы гнали отступающих сюэнеи до самой их передней линии, но там нарвались на контрудар резервов и отошли, захватив несколько сот вражеских коней.

Поступили известия о потерях. Семь пехотных полков первой линии были изрублены и не могли больше сражаться, так как нуждались в отдыхе и переформировании. Их отвели на пять верст назад и поручили командирам сколотить из остатков сводную часть. Весь передовой рубеж обороны пришел в полную непригодность: рогатины разрушены, рвы завалены трупами людей и животных. Как и планировалось еще до начала боя, рыссы оставили эту позицию, сосредоточив боеспособные силы на втором, более мощном рубеже, протянувшемся вдоль цепочки холмов. По предварительным данным, потери сюэней были раза в три больше, нежели у рыссов: сорок тысяч пехоты, семьдесят тысяч конных, сто двадцать слонов. Неповоротливые ползучие драконы с ифритами полегли чуть ли не до единого.

– …И летающих у них считаные единицы остались, – подвел итог Ползун. – Ох, чует моя печенка: самое время Тангри-Хану ваджрой бить… Сумук, что там твой Шакал– не прикончил, часом, Тангри-Хана?

– Где ему! – фыркнул гирканец. – Банда Кесменаки наверняка давно полегла, но на полчасика отвлекла врага от наших дел.

– Значит, теперь он наконец-то может взяться за нас, – печально подытожил Иван Кузьмич.

Похоже было, что сильнее всего царя беспокоит загадочное, но сокрушительное, если верить многовековым легендам, оружие врага. Впрочем, Сумук тоже изрядно опасался ваджры, поэтому сказал, стараясь казаться бодрым:

– Ерунда, Тангри-Хана я беру на себя.

Ответный взгляд царя был тяжел, сумрачен и полон сомнений.

– Взять на себя – полдела. Кто верх возьмет – вот вопрос. Что ведьма твоя ясновидящая говорит?

– Ни хрена она не говорит, шлюха подзаборная.

Понимающе покряхтев, Ползун посоветовал:

– Не бери в голову. Поверь, ни одна баба не стоит того, чтоб по ней убиваться.

«Полно грустить, самурай, если гейша тебе изменила. О харакири не думай…» – вспомнил Сумук заморскую песню.

Такие советы он сам мог давать, в любых количествах. Другим.

Прикрывшись ладонью от солнечного света, гирканец следил за вражескими маневрами. Ничего неожиданного он не видел ни простым зрением, ни магическим. Сюэни вели себя так, словно пытались добросовестно исполнить замыслы рыссов: отводили разгромленные части и перемещали с других участков свежие тумены. Тангри-Хан явно вознамерился выполнить предсказания царедарских воевод и повторить атаку против оттесненного почти на версту правого фланга рысских войск. «Ну в добрый час», – подумал Сумукдиар.